Она, конечно, догадывалась о его сексуальных победах, и, не желая, чтобы он счел её наивной и скучной, нарочно покрутила перед ним попкой, в надежде разжечь его страсть. Сама проявила инициативу. Пробежалась пальцами по шее, плечам, облизнула губы, почувствовала тугие мышцы под джинсами. Она хотела только поиграть, пофлиртовать, как сотню раз делала это с другими. Приблизиться и отступить.
С Ярославом это не прошло.
За столиком он закинул свою руку на спинку дивана, чуть приобняв её, затем сонно запустил большой палец за ворот её платья и прошелся по ключице. Кончики её груди словно превратились в центр вселенной, они мгновенно увеличились в объеме, и она испугалась, что это будет заметно. Вся она сосредоточилась на его руке, еле касающейся её кожи в то время, когда он непринужденно болтал. Господи, её сознание было ограничено маленьким клочком плоти, доступном его прикосновениям, а он словно бы и не замечал её! Ей безумно захотелось, чтобы он прошелся рукой по кромке выреза платья, и она ненавидела всех людей, сидящих рядом с ними. Что с ней происходило?
Жар расплывался по телу, сметая всё на своем пути, превращая кости в спички. Каждое прикосновение — к бедру, локтю, плечу — отдавалось острыми вспышками предчувствия. Она совсем ничего в ту ночь не пила. Да и он за рулем был. Почему же его губы звали, словно были источником воды в знойной пустыне? Почему танцы до упаду не лишали сил, а только подливали масла в огонь? Почему она не сомневаясь, пошла к нему и была счастлива почувствовать его тяжелое тело? Даже сейчас она испытывала этот восторг: он внутри, и они единое целое!
Ночью незнакомый вихрь закружил её, чувства смешались: радость, страх, волнение, безумие, желание раствориться под сильными пальцами, под испепеляющими поцелуями, отдаться судьбе, не думая о последствиях. Она не узнавала своих рук, обвивающих его шею, губ, трепещущих под его губами. Багряный воздух, кружащий голову, обволакивающий и дурманящий, поглотил её и унес в иной мир.
Рано утром Ярослав улетел в Лондон. По работе его направили на учебу. Так он ей объяснил, по крайней мере. Вика нахмурила лоб. И тогда и сейчас это казалось побегом. Не от неё ли он скрывался? Получил, что хотел, и был таков. Пусть такие сомнения кому-то показались бы смешными, но её не покидали. Да, он звонил регулярно, тратил, наверное, кучу денег на телефон, но оставалась в отношениях какая-то недосказанность.
Когда они прощались, Ярослав шутливо попросил её не выходить замуж до его возвращения, поцеловал нежно и вместе с тем властно. Но верила ли она ему безоглядно? Нет! Где эта радость полного взаимного доверия, единения душ, невозможности оторвать взгляд друг от друга? Где беспечность? И опять же: где признание в любви? Как её угораздило переспать с парнем, который не сказал, что любит!? Вот дура!
Что он мог в ней найти? Вика серьезно посмотрела на отражение, подняла руки и взъерошила шевелюру. Это сейчас волосы ровные и блестящие, закрученные в тугие кудри, а еще совсем недавно доставляли ей одно только огорчение. Сколько пришлось с ними помучиться! В детстве, насколько Вика помнила, колечки на ее голове вызывали умиление у взрослых. Каждый старался их погладить, растрепать или поправить. В младшей школе ее считали самой красивой девочкой в классе именно из-за кудряшек. В подростковом же возрасте Вика волосы возненавидела. Мало того, что они вечно путались и торчали в разные стороны, так еще и невозможно было сделать нормальную прическу. Каре превращало ее в пуделя, короткая стрижка делала похожей на юного еврея. С тринадцати до шестнадцати Вика носила исключительно хвостик, гладко зачесывая копну назад, иногда завязывала старушечий пучок. И все равно ее порой дразнили шваброй.
Только лет в семнадцать она нашла, наконец, управу на вихры. Тогда в салон на Никитском, который Вика посещала регулярно, пришла новый стилист, Юлька. Она и помогла ей. Вика стала пользоваться разными пенками, восками, гелями. Теперь волосы спускались ниже лопаток, лежали красивыми спиралевидными прядками, крупными или мелкими, в зависимости от способа, которым были уложены. Иногда Юля вытягивала их, распрямляя до гладких локонов, но такое у Вики удерживалось недолго.
Да, она часто слышала комплименты в адрес прически, но все остальное было у нее стандартным. Обычный нос, не запредельно длинные ресницы, не самые пухлые губы. Да, слава Создателю, яркие глаза, изящные от природы брови и чистая кожа, но… разве достаточно этого?
Вика отошла от зеркала чуть дальше: фигура тоже была не выдающейся. Если б не безумная любовь к сладостям, могла бы соответствовать современным идеалам красоты. А так — увы и ах! Вика посмотрела на грудь: чересчур пышная, она делала фигуру немного грузной. «Девушки — обладательницы маленькой груди не понимают своего счастья, — в который раз за последние пять лет подумала она, — ты можешь иметь идеальные пропорции, но пышный бюст в два счета превратит тебя в пампушку». К тому же, одежда стандартных размеров Вике не подходила: если была хороша в талии, то натягивалась выше как на бочке, если бывала хороша в груди — пиши пропало — висела мешком в остальных местах. Вика давно шила наряды на заказ: начиная с нижнего белья и заканчивая шубками. Хорошо хоть она себе это позволить могла. А если б денег не было?
Повернулась и посмотрела на бедра и попку. Вспомнила разговор с Ольгой, когда жаловалась подруге на апельсиновую корку. Им тогда было лет по пятнадцать?
— Оль, посмотри, у меня целлюлит на икрах?
— Что?
— Целлюлит!
— Где? — брови Ольги домиком сошлись над переносицей.